Неточные совпадения
С тех пор как поэты пишут и женщины их читают (за что им глубочайшая благодарность), их столько раз называли ангелами, что они
в самом деле,
в простоте душевной,
поверили этому комплименту, забывая, что те же поэты за
деньги величали Нерона полубогом…
А потом опять утешится, на вас она все надеется: говорит, что вы теперь ей помощник и что она где-нибудь немного
денег займет и поедет
в свой город, со мною, и пансион для благородных девиц заведет, а меня возьмет надзирательницей, и начнется у нас совсем новая, прекрасная жизнь, и целует меня, обнимает, утешает, и ведь так
верит! так
верит фантазиям-то!
— Эка, подумаешь! — промолвил Базаров, — слово-то что значит! Нашел его, сказал: «кризис» — и утешен. Удивительное дело, как человек еще
верит в слова. Скажут ему, например, дурака и не прибьют, он опечалится; назовут его умницей и
денег ему не дадут — он почувствует удовольствие.
Тит Никоныч был джентльмен по своей природе. У него было тут же,
в губернии, душ двести пятьдесят или триста — он хорошенько не знал, никогда
в имение не заглядывал и предоставлял крестьянам делать, что хотят, и платить ему оброку, сколько им заблагорассудится. Никогда он их не
поверял. Возьмет стыдливо привезенные
деньги, не считая, положит
в бюро, а мужикам махнет рукой, чтоб ехали, куда хотят.
— Вот как! я делаю успехи
в твоем доверии, Вера! — сказал, смеясь, Райский, — вкусу моему
веришь и честности, даже
деньги не боялась отдать…
Кто не
поверит, тому я отвечу, что
в ту минуту по крайней мере, когда я брал у него эти
деньги, я был твердо уверен, что если захочу, то слишком могу достать и из другого источника.
«Чем доказать, что я — не вор? Разве это теперь возможно? Уехать
в Америку? Ну что ж этим докажешь? Версилов первый
поверит, что я украл! „Идея“? Какая „идея“? Что теперь „идея“? Через пятьдесят лет, через сто лет я буду идти, и всегда найдется человек, который скажет, указывая на меня: „Вот это — вор“. Он начал с того „свою идею“, что украл
деньги с рулетки…»
— Это играть? Играть? Перестану, мама; сегодня
в последний раз еду, особенно после того, как Андрей Петрович сам и вслух объявил, что его
денег там нет ни копейки. Вы не
поверите, как я краснею… Я, впрочем, должен с ним объясниться… Мама, милая,
в прошлый раз я здесь сказал… неловкое слово… мамочка, я врал: я хочу искренно веровать, я только фанфаронил, и очень люблю Христа…
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, — отдала хозяйке
деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших девушек, потом хотел послать еще за вином, а
деньги у него все вышли. Хозяйка ему не
поверила. Тогда он меня послал к себе
в номер. И сказал, где
деньги и сколько взять. Я и поехала.
— Видишь, Надя, какое дело выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да и не думал, как добыть
деньги, если бы мое время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто на том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот, что еще
в банке скажут: может, и
поверят. А если не
поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
Ибо привык надеяться на себя одного и от целого отделился единицей, приучил свою душу не
верить в людскую помощь,
в людей и
в человечество, и только и трепещет того, что пропадут его
деньги и приобретенные им права его.
Почему, напротив, заставляет меня
верить деньгам в какой-то расщелине,
в подвалах Удольфского замка?
На пакете же написано: «Ангелу моему Грушеньке, коли захочет прийти»; сам нацарапал,
в тишине и
в тайне, и никто-то не знает, что у него
деньги лежат, кроме лакея Смердякова,
в честность которого он
верит, как
в себя самого.
Но почему же я не могу предположить, например, хоть такое обстоятельство, что старик Федор Павлович, запершись дома,
в нетерпеливом истерическом ожидании своей возлюбленной вдруг вздумал бы, от нечего делать, вынуть пакет и его распечатать: „Что, дескать, пакет, еще, пожалуй, и не
поверит, а как тридцать-то радужных
в одной пачке ей покажу, небось сильнее подействует, потекут слюнки“, — и вот он разрывает конверт, вынимает
деньги, а конверт бросает на пол властной рукой хозяина и уж, конечно, не боясь никакой улики.
Слишком помнили, как он недели три-четыре назад забрал точно так же разом всякого товару и вин на несколько сот рублей чистыми
деньгами (
в кредит-то бы ему ничего, конечно, не
поверили), помнили, что так же, как и теперь,
в руках его торчала целая пачка радужных и он разбрасывал их зря, не торгуясь, не соображая и не желая соображать, на что ему столько товару, вина и проч.?
— Вы понимаете, что если я даю средства, то имею
в виду воспользоваться известными правами, — предупреждал Мышников. — Просто под проценты я
денег не даю и не желаю быть ростовщиком. Другое дело, если вы мне выделите известный пай
в предприятии. Повторяю: я
верю в это дело, хотя оно сейчас и дает только одни убытки.
Генерал-губернатор, начальник острова
в окружные начальники не
верили в производительность труда сахалинских земледельцев; для них уже не подлежало сомнению, что попытка приурочить труд ссыльных к сельскому хозяйству потерпела полную неудачу и что продолжать настаивать на том, чтобы колония во что бы ни стало была сельскохозяйственной, значило тратить непроизводительно казенные
деньги и подвергать людей напрасным мучениям.
Верите ли вы теперь благороднейшему лицу:
в тот самый момент, как я засыпал, искренно полный внутренних и, так сказать, внешних слез (потому что, наконец, я рыдал, я это помню!), пришла мне одна адская мысль: «А что, не занять ли у него
в конце концов, после исповеди-то,
денег?» Таким образом, я исповедь приготовил, так сказать, как бы какой-нибудь «фенезерф под слезами», с тем, чтоб этими же слезами дорогу смягчить и чтобы вы, разластившись, мне сто пятьдесят рубликов отсчитали.
Билеты-то я продал,
деньги взял, а к Андреевым
в контору не заходил, а пошел, никуда не глядя,
в английский магазин, да на все пару подвесок и выбрал, по одному бриллиантику
в каждой, эдак почти как по ореху будут, четыреста рублей должен остался, имя сказал,
поверили.
Засел бы молча один
в этом доме с женой, послушною и бессловесною, с редким и строгим словом, ни одному человеку не
веря, да и не нуждаясь
в этом совсем и только
деньги молча и сумрачно наживая.
Зато другому слуху он невольно
верил и боялся его до кошмара: он слышал за верное, что Настасья Филипповна будто бы
в высшей степени знает, что Ганя женится только на
деньгах, что у Гани душа черная, алчная, нетерпеливая, завистливая и необъятно, непропорционально ни с чем самолюбивая; что Ганя хотя и действительно страстно добивался победы над Настасьей Филипповной прежде, но когда оба друга решились эксплуатировать эту страсть, начинавшуюся с обеих сторон,
в свою пользу, и купить Ганю продажей ему Настасьи Филипповны
в законные жены, то он возненавидел ее как свой кошмар.
— Да что это вы говорите, — вмешалась Бертольди. — Какое же дело кому-нибудь
верить или не
верить. На приобретение ребенка была ваша воля, что ж, вам за это
деньги платить, что ли? Это, наконец, смешно! Ну, отдайте его
в воспитательный дом. Удивительное требование: я рожу ребенка и
в награду за это должна получать право на чужой труд.
Тут я узнал, что дедушка приходил к нам перед обедом и, увидя, как
в самом деле больна моя мать, очень сожалел об ней и советовал ехать немедленно
в Оренбург, хотя прежде, что было мне известно из разговоров отца с матерью, он называл эту поездку причудами и пустою тратою
денег, потому что не
верил докторам.
Потом осень, разделка им начнется: они все свои прогулы и нераденье уж и забыли, и давай только ему
денег больше и помни его услуги; и тут я, — может быть, вы не
поверите, — а я вот, матерь божья, кажинный год после того болен бываю; и не то, чтобы мне
денег жаль, — прах их дери, я не жаден на
деньги, — а то, что никакой справедливости ни
в ком из псов их не встретишь!
Граф мне руку жмет, глаза у него стали масленые; а отец, хоть он и добрейший, и честнейший, и благороднейший человек, но
верьте или не
верьте, а чуть не плакал от радости, когда мы вдвоем домой приехали; обнимал меня,
в откровенности пустился,
в какие-то таинственные откровенности, насчет карьеры, связей,
денег, браков, так что я многого и не понял.
Рассказ Анны Андреевны меня поразил. Он совершенно согласовался со всем тем, что я сам недавно слышал от самого Алеши. Рассказывая, он храбрился, что ни за что не женится на
деньгах. Но Катерина Федоровна поразила и увлекла его. Я слышал тоже от Алеши, что отец его сам, может быть, женится, хоть и отвергает эти слухи, чтоб не раздражить до времени графини. Я сказал уже, что Алеша очень любил отца, любовался и хвалился им и
верил в него, как
в оракула.
Те ему не
верят и смеются, а он сказывает, как он жил, и
в каретах ездил, и из публичного сада всех штатских господ вон прогонял, и один раз к губернаторше голый приехал, «а ныне, — говорит, — я за свои своеволия проклят и вся моя натура окаменела, и я ее должен постоянно размачивать, а потому подай мне водки! — я за нее
денег платить не имею, но зато со стеклом съем».
— Да, вначале, может быть, поплачет и даже полученные
деньги от вас, вероятно, швырнет с пренебрежением; но, подумав, запрет их
в шкатулку, и если она точно девушка умная, то, конечно, поймет, что вы гораздо большую приносите жертву ей, гораздо больше доказываете любви, отторгаясь от нее, чем если б стали всю жизнь разыгрывать перед ней чувствительного и верного любовника —
поверьте, что так!..
«Я, на старости лет, пустился
в авторство, — писал он, — что делать: хочется прославиться, взять и тут, — с ума сошел! Вот я и произвел прилагаемую при сем повесть. Просмотрите ее, и если годится, то напечатайте
в вашем журнале, разумеется, за
деньги: вы знаете, я даром работать не люблю. Вы удивитесь и не
поверите, но я позволяю вам даже подписать мою фамилию, стало быть, не лгу».
— То есть не по-братски, а единственно
в том смысле, что я брат моей сестре, сударыня, и
поверьте, сударыня, — зачастил он, опять побагровев, — что я не так необразован, как могу показаться с первого взгляда
в вашей гостиной. Мы с сестрой ничто, сударыня, сравнительно с пышностию, которую здесь замечаем. Имея к тому же клеветников. Но до репутации Лебядкин горд, сударыня, и… и… я приехал отблагодарить… Вот
деньги, сударыня!
Я ему ответил, что все это кажется мне весьма справедливым и что у нас найдется даже много лиц, которые не
поверили бы ему, если бы его семейство оставалось
в горах, а не у нас
в качестве залога; что я сделаю все возможное для сбора на наших границах пленных и что, не имея права, по нашим уставам, дать ему
денег для выкупа
в прибавку к тем, которые он достанет сам, я, может быть, найду другие средства помочь ему.
Мы
верим в то, что уголовный закон Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб — отменен Иисусом Христом и что по Новому Завету всем его последователям проповедуется прощение врагам вместо мщения, во всех случаях без исключения. Вымогать же насилием
деньги, запирать
в тюрьму, ссылать или казнить, очевидно, не есть прощение обид, а мщение.
Но дядя был такого характера, что наконец и сам
поверил, что он эгоист, а потому,
в наказание себе и чтоб не быть эгоистом, все более и более присылал
денег.
— Вот это весь разговор, — сказала она, покорно возвращаясь на свой канат.
В ее глазах блестели слезы смущения, на которое она досадовала сама. — Спрячьте
деньги, чтобы я их больше не видела. Ну зачем это было подстроено? Вы мне испортили весь день. Прежде всего, как я могла объяснить Тоббогану? Он даже не
поверил бы. Я побилась с ним и доказала, что
деньги следует возвратить.
Вы можете этому не
поверить, но это именно так; вот, недалеко ходить, хоть бы сестра моя, рекомендую: если вы с ней хорошенько обойдетесь да этак иногда кстати пустите при ней о чем-нибудь божественном, так случись потом и недостаток
в деньгах, она и
денег подождет; а заговорите с ней по-модному, что «мол Бог — пустяки, я знать Его не хочу», или что-нибудь такое подобное, сейчас и провал, а… а особенно на нашей службе… этакою откровенностию даже все можно потерять сразу.
Орлову платил по пяти рублей
в случае нашей победы, а меня угощал,
верил в долг
деньги и подарил недорогие, с себя, серебряные часы, когда на мостике, близ фабрики Корзинкина, главный боец той стороны знаменитый
в то время Ванька Гарный во главе своих начал гнать наших с моста, и мне удалось сбить его с ног.
Восмибратов. Что следовает, то и принесем-с. На прежние
деньги у вас записочка есть; а на эти ваша воля, а по мне хоть и отказаться. Слову нашему вы не
верите, на всякую малость записки да расписки отбираете; так что ж вам сумневаться? Я человек неграмотный, другой раз и сам не знаю, что
в записке-то написано. Парнишку-то замучил, все за собой вожу руку прикладывать. Прощенья просим.
— Было точно целковых два, как расчелся с хозяином; все вышли: то да се. Слушай, Гриша, ты знаешь, каков я есть такой! — подхватил вдруг Захар решительным тоном. — Уж сослужу службу — одно говорю, слышь, заслужу! Теперь возьми ты: звал ребят, придут — угостить надо: как же без денег-то? Никаким манером нельзя. Ведь Герасим
в долг не
поверит — право, жид, не
поверит; надо как-нибудь перевернуться, а уж насчет себя одно скажу: заслужу тебе!
— Какое там добро! Вы вчера просили меня за какого-то математика, который ищет должности.
Верьте, я могу сделать для него так же мало, как и вы. Я могу дать
денег, но ведь это не то, что он хочет. Как-то у одного известного музыканта я просил места для бедняка-скрипача, а он ответил так: «Вы обратились именно ко мне потому, что вы не музыкант». Так и я вам отвечу: вы обращаетесь ко мне за помощью так уверенно потому, что сами ни разу еще не были
в положении богатого человека.
Мамаева. Не
верю, не
верю. Вы хотите
в таких молодых годах показать себя материалистом, хотите уверить меня, что думаете только о службе, о
деньгах.
Он твердо был уверен, что Елену поддул и настроил Жуквич, и не для того, чтобы добыть через нее
денег своим собратьям, а просто положить их себе
в карман, благо
в России много дураков, которые
верили его словам.
Мурзавецкая. Зачем срок? Что мне себя связывать! Отдам, вот и все тут. Я еще не знаю, сколько у меня
денег и есть ли
деньги — да и копаться-то
в них за грех считаю. Когда понадобятся… да не то что когда понадобятся, а когда захочу отдать, так
деньги найдутся, стоит только пошарить кругом себя. И найдется ровно столько, сколько нужно. Вот какие со мной чудеса бывают. Да ты
веришь аль нет?
Беркутов. Я долго говорил с Горецким и
в город с ним ездил. Он тебя обманул. Ему понадобились
деньги, он и сказал напраслину на себя. Хорош и ты,
поверил Горецкому.
Ползлота
в кармане не оставили; все обобрали: скот,
деньги, вещи; ну
верите ль богу! — примолвил он, вынимая из кармана золотую табакерку рублей
в шестьсот, — хоть по миру ступай по милости этих варваров:
в разор разорили нас бедных!»
— Граф Хвостиков приезжал ко мне… Он
в отчаянии и рассказывает про Янсутского такие вещи, что
поверить трудно: конечно, Янсутский потерял много состояния
в делах у Хмурина, но не разорился же совершенно, а между тем он до такой степени стал мало выдавать Лизе
денег, что у нее каких-нибудь шести целковых не было, чтобы купить себе ботинки… Кормил ее бог знает какой дрянью… Она не выдержала наконец, переехала от него и будет существовать
в номерах…
Доктор кивнул головой и опять зашагал, и видно было, что ему вовсе не нужны были
деньги, а спрашивал он их просто из ненависти. Все чувствовали, что пора уже начинать или кончать то, что уже начато, но не начинали и не кончали, а ходили, стояли и курили. Молодые офицеры, которые первый раз
в жизни присутствовали на дуэли и теперь плохо
верили в эту штатскую, по их мнению, ненужную дуэль, внимательно осматривали свои кителя и поглаживали рукава. Шешковский подошел к ним и сказал тихо...
Бенни уже ни на волос не
верил Ничипоренке и слушал его только из вежливости; но ему хотелось видеть и Москву, и Малороссию, и Ивана Сергеевича Тургенева, которого он знал за границею и который тогда жил
в Орловской губернии
в своем мценском имении, как раз на пути из Москвы
в Малороссию. А ко всему этому еще присоединилось то, что с тридцатью рублями разъезжать было довольно трудно; а
в Москве Ничипоренко обещал Бенни достать много, много
денег.
— Вам нет ничего интересного
в моих обстоятельствах. Если хотите знать, я просто должна.
Деньги взяты мною взаймы, и я хотела бы их отдать. У меня была безумная и странная мысль, что я непременно выиграю здесь, на игорном столе. Почему была эта мысль у меня — не понимаю, но я
в нее
верила. Кто знает, может быть, потому и
верила, что у меня никакого другого шанса при выборе не оставалось.
— Может быть, вы потому и рассчитываете закупить меня
деньгами, — сказала она, — что не
верите в мое благородство?
— Честь вашей воле! Это прекрасно
в молодом человеке.
Поверьте, все к лучшему! Вам надобны теперь письма и
деньги.